HARPER’S BAZAAR
Вспышка
Ноябрь 2007
Отношение русского человека к аристократии весьма точно описано бессмертной фразой Лелика из «Бриллиантовой руки»: «Шампанское по утрам пьют аристократы и дегенераты». Сказал как отрезал. И это при том, что к моменту выхода фильма Гайдая в стране уже совсем не было первых, зато обильно расплодились вторые.
Великий Октябрь не оставил аристократам шансов на выживание – во всяком случае, в пределах своей собственной страны; а к тем, кого здесь стали считать аристократами – к писателям, академикам, генералам и прочим жильцам квартир на Грановского и дач в Переделкино, – право крови не имело никакого отношения, просто они умели не класть локти на стол, замысловато говорить и выглядели барами. Потом пропали даже эти. Классики поумирали, и в их домах кроме мемориальных досок уже ничего не осталось – наследники моментально все профукали. Места красных графов позанимали торговцы, вишневый сад снова вырубили, деньги все и всех расставили по местам, и фальшивые титулы стали продаваться в интернете.
Вместе с третьим тысячелетием пришла новая эра, эра легких денег и тяжелого похмелья от того самого шампанского, которое по утрам известно кто пьет. Впрочем, хотя бы шампанское стало настоящим, потому что если нефть марки Urals течет туда, то и оттуда должно что-то течь – шампанское марки Cristal, к примеру. Вот и течет – издалека долго, что река в известной песне.
Казалось, деньги должны были превратить торгашей в приличных людей, но закваска оказалась столь качественной, что двадцать почти уже лет невероятного богатства не выветрили из обладателей состояний ничего советского. Внешне разве что.
Ну, автомобиль Bentley, ну, костюм Brioni на заказ, ну, часы Patek Philippe за сто тысяч. Так ведь и Bentley – с водителем в потном костюме, и Brioni – в паре с остроносыми туфлями, и Patek – слишком новый, а не доставшийся от отца. И хотя любовница – молодая блондинка из моделей, а жена подтянутая, в смысле подтяжек лица, и хотя обе в Dolce&Gabbana, в чем-то леопардовом и на каблуках в 12 сантиметров, но все равно похожи на разодетых работниц паспортного стола.
Может, правильно говорят, что советская школа во всех ее проявлениях давала столь крепкие знания, что только те, кто ее вовсе не застал, кто с малолетства учился по-другому, будут и сами другими? Неизвестно какими, но точно несоветскими – ни обладателей Bentley, ни их жен, ни даже юных любовниц в будущее велено не брать, и только дети спасутся от чумы, которой страна болела почти век.
Похоже на то. Вы только посмотрите на этих дочек, что родились в Швейцарии, воспитывались в Америке и учились в Лондоне, и скажите: есть ли в них хоть что-то советское? Присмотритесь, хотя все и так понятно: в них не то что от СССР, в них от советских родителей ничего, кроме денег, нет. Они говорят по-английски без акцента и делают смешные ошибки в русском, они не одеваются в модное и с соболями – вместе с дочкой сэра Пола предпочитают искусственный мех, из всей косметики пользуются только гигиенической помадой, а частными самолетами летают только потому, что про существование других не знают. Они ходят в спортклубы, чтобы заниматься спортом, пьют травяной чай вместо шампанского, а в ресторанах заказывают не самое дорогое, но самое вкусное. Они иные.
Сравните их с девушками с Рублевки, и разница станет очевидной. Тем положено одеваться, как учат журналы, летать частными аэропланами на зависть подругам, копить меха и золото, чтобы период смены любовника проходил без морального и финансового ущерба, класть мобильные телефоны Vertu в футлярчики Louis Vuitton и мечтать о крокодиловых сумках Herm?s. Рублевские ходят в World Class, чтобы демонстрировать новые костюмы Juicy Couture, инвестируют во внешность, меняя ее, и заводят детей в юном возрасте, чтобы прощание с юностью не было омрачено безденежьем, ибо забота о внебрачном чаде олигарха греет не хуже соболя.
Почувствуйте разницу. Новые живут в Лондоне и ездят на каникулы в Москву, прежние влачат существование в Москве и вырываются в Лондон при первой возможности. Мечта дочерей – скромные антикварные бриллианты из Bentley&Skinner на Бонд-стрит, предел мечтаний любовниц – кабриолет Bentley. Ничто антикварное рублевских не привлекает, зато новые коллекции Van Cleef или Bvlgari заставляют становиться ласковыми и неискренними, ведь любую цацку оттуда можно туда же обратно и отнести, а что делать с мутными бриллиантами в тусклой платине – неизвестно.
Любовниц узнают по голым пупкам, крашеным волосам, высоким каблукам и йоркширским терьерам, дочерей пока не узнают никак, разве что по охранникам, встречающим их в аэропортах и сопровождающих на родине повсюду. Впрочем, рублевских девушек охранники тоже сопровождают – инвесторы не любят, когда их капиталы уходят налево.
В общем, как и раньше, – два мира, два детства. Одно – вместе с принцами и просто богатыми американскими мальчиками, другое – в 24-часовой готовности и макияже, который не снимается даже на ночь. Возраст один, судьбы разные. Те, которые родились в Швейцарии, они же и состояния в день рождения получили, и Петю Листермана никогда не встречали, а у рублевских, как правило, слова «деньги» и «листерман» носят сходные, синонимичные значения.
Нет, конечно, не все девушки с Рублевки прошли через Петины заботливые руки.. Некоторые сами чего-то достигли, сами выбились, и даже Оксану Робски в оригинале сами прочитали, но отличить Петиных пташек от просто талантливых девушек практически невозможно: те же пупки, те же Dolce&Gabbana, те же цацки, и даже собачьи клички те же самые. Видно, клонирование было все-таки изобретено в России, и овечка Долли совсем не первая овца, полученная делением.
Эти рублевские были словно специально придуманы и селекционированы, чтобы в самом выгодном свете показать новых и прекрасных девушек – лондонских дочек, достаточно подросших уже, чтобы изредка, хоть в каникулы, появляться дома, все на той же Рублевке. Теперь надо только, чтобы милые эти существа без макияжа и вредных привычек не смешались с аборигенами, не ассимилировали, чтобы они общались здесь между собой и приглашали в гости оксфордских однокашников, чтобы влюблялись, если могут, в таких же неиспорченных мальчиков и выходили за них замуж, чтобы эта новая раса плодилась, и чтобы именно из нее получилась Новая Русская Аристократия.
В конце-то концов, аристократия времен Пушкина и Толстого почти не говорила по-русски, больше по-французски. Так почему бы этим, которые на языке Пушкина со словарем общаются, не обосноваться наверху того общества, в котором все уже поделено, все, кто надо, посажены и где шутки Петросяна и программа «Фабрика звезд» уже не собирают стадионов. Тем более что новые стадионы в Сочи будут уже к тому времени построены и проверены Олимпийскими играми. Долго ждать?
Так Олимпиада всего-то через семь лет, это как от новогодней ночи 2000 года до сегодняшнего дня. Помните, как это было – неимоверный страх мира перед «проблемой-2000», неимоверная радость, ожидание чего-то такого, что только раз в тысячу лет происходит. И что? Компьютеры выжили, ничего «такого» не случилось, разве только Ельцин ушел.
Так подождем еще семь лет, наши юные аристократки сходят на свои первые балы, войдут в фертильный возраст, и у Новой Русской Аристократии появятся законные наследники, которым все эти рублевские угодья, все эти нефтеносные слои, все счета в банках достанутся по наследству, и будет нам всем хорошо, потому что в России появится элита, которой потомки петербуржцев наконец-то отдадут опостылевшую власть.
Утопия? Да кто ж его знает?
http://www.bazaar.ru/diary/focus/viewpoint/257242/?referer1=rss&referer2=remote